Федька на том конце, захлебнувшись возмущением, рявкнул;
— Не сметь! Я тебе запрещаю! Отец точно выпорет!
— Да по бую. И если вы через пару часов мне фруктов и овощей для болезной подкинете, по гроб обязан буду. А нет — так нет. Что-нибудь сам придумаю. И еще одно, брат, — просто так звонить не надо. Только если фрукты с цветами привезете или скажете, у кого их здесь найти можно. Пока!
Не слушая больше булькающую трубку, я, устало выдохнув, нажал кнопку отбоя. И чего там Цыган так надрывался? Мне и самому прекрасно известно — неисполнение приказа в боевой обстановке у смирновцев карается весьма сурово. В принципе, так же, как и в любой нормальной армии. Только что-то это совсем не страшит, потому как дожить до наказания шансов у меня нет. В одиночку вытащить Настю — нереально. Только зная, как зачастую поступает БОГС с попавшими к ним членами Сопротивления, я к ней пробьюсь. Наизнанку вывернусь и все принципы морали откину, но пробьюсь. А дальше у нас с ней лишь божий суд останется. Эх, как же мне на душе хреново. Врагу такого не пожелаешь…
Ладно, пора завязывать с соплями! Времени и так очень мало, а сделать предстоит много. Для начала стоит прикинуть, где можно быстренько добыть ствол. И разобраться, наконец, с этим тормозом — Дубининым! Закуривая сигарету, я раздраженно спросил у стоящего Кости:
— Парень, ты что — тупой? Тебе же сказали уматывать отсюда! Да побыстрее!
Но Костя не спешил уходить. Наоборот, он тоже закурил и поинтересовался:
— Серега, ты объясни, что случилось? Почему ты как про БОГС услышал, аж позеленел?
Терять мне было нечего, и, желая поскорее от него отделаться, я ответил:
— Да все просто, земляк! Настена в розыске как особо опасная «колхозница». А здешние полицаи ее данные в БОГС отправили. Обработка информации и прочая бюрократическая волокита там длятся от четырех до шести часов. Днем — медленнее, ночью быстрее. Это от трафика зависит. Но в хорошее я давно не верю, и поэтому через четыре часа в здешнюю ментовку придет бумага о передаче моей невесты в Бюро. А так как я спокойно этого ждать не собираюсь, то скоро тут поднимется большой тарарам. И потом, если вдруг мое тело опознают, то тот же Вазген тебя первым сдаст. Ведь это ты меня к нему привел. Так что дуй отсюда, не мешай думать!
Дубинин в начале моей речи удивленно поднял брови, но к ее окончанию пришел в себя и на предложение уходить побыстрее, ощерился:
— Спешу и падаю! Мне эта девчонка вообще-то сына спасла! Поэтому не выеживайся и рассказывай, что ты задумал, чтобы ее вытащить? Твои знакомые, насколько я понял из разговора, в это дело влезать не будут. Так что остаемся только мы с тобой. И так как гранатомета или, — тут он усмехнулся, — «фруктов с овощами» у тебя за пазухой я не наблюдаю, то, чтобы думалось лучше, сразу дам информацию: у меня есть «Выхлоп» и к нему тридцать патронов. Еще — «Каштан», с полным бэка, «Грач», с парой магазинов и полусотней патронов россыпью. Две «РГО», три «Ф-1» да одна «ГСЗ».
От услышанного я так удивился, что меня даже тоска слегка отпустила:
— Хренассе! Откуда дровишки?!
Костя насупился:
— Там уже нет. Да и какая сейчас разница?
Действительно — разницы нет. Но закрома этого «корнета» меня впечатлили до невозможности. С такими возможностями можно не просто тарарам устроить, а очень большой тарарам! И если парень согласится помогать, то возможность добраться до Настены из почти нереальной превращается во вполне осязаемую. А это хоть какая-то надежда! Теперь надо уточнить:
— Где вся эта радость лежит? В пределах досягаемости?
Дубинин кивнул:
— В заброшенной кочегарке, что на пустыре, за домом. Так как, может, времени терять не будем и пойдем? А по пути ты мне расскажешь свою идею.
Я почесал нос:
— Хм, теперь надо все заново обдумывать…
— Ну это само собой. А сначала как планировал действовать?
— Исходя из вводной. Предполагалось добыть оружие и выяснить места обитания наиболее влиятельных людей в станице. Таких как: начальник полиции, мэр или здешний криминальный «смотрящий». Узнать, где находятся их семьи, и, желательно — внутрисемейные расклады. То и другое достигается путем захвата и «потрошения» патрульного экипажа полиции. На всё про всё — час. Еще час — на подготовку к захвату наиболее перспективного заложника, или заложников. После чего выдвигаю требование о встрече с Настей. В общем, где-то так.
Костя дернул щекой:
— Даже если всё срастется в елочку и у тебя это получится, вас никуда уже не выпустят… Понятно теперь, почему ты про опознание тела говорил. — И, помолчав, тихо спросил: — А что, другого выхода нет? Ну там, собрать ударную группу и с пересылки отбить? Или с зоны выкупить?
— Нет. В БОГСе человека ломают. По-разному. Кого морально, кого физически. А под конец, дабы убедиться, что пленный ничего не утаил — сведения перепроверяются медикаментозными допросами. В итоге: из особо упорных получается или калека, или овощ. А Настя у меня — очень упорная. Так что лучше быстрая пуля, чем долгие мучения…
Дубинин, шагая рядом, какое-то время помолчал и со злостью спросил:
— А почему те люди, которым ты звонил, отказались помогать? Они же из Сопротивления?
Я остановился и, ухватив собеседника за отворот куртки, прошипел в его породистую морду:
— Да потому что это — война! И они правы, так как первоочередная задача — эвакуация Настиной ячейки из Калаянской и подчистка прочих «хвостов»! А атаковать госучреждение, чтобы вытащить самого обычного, рядового члена подполья, теряя при этом обученных бойцов, и практически без шансов на успех, это глупо и нецелесообразно! Понял?!